Том 2. Рожденные бурей - Страница 67

Архитектор, прежде чем построить изумляющее своей красотой и стилем здание, кроме любви к своему искусству и таланта, годами учился технике строительства, азбуке архитектуры. Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что многие из нас, молодых писателей, не овладели азбукой литературы. В нашей стране, исключительной по своему строю, самой свободной стране в мире, выходят из печати десятки и сотни произведений, которые нужно назвать «первой пробой руки». Это работа учеников-подмастерьев художественной литературы. Только у нас возможно это. Но, получив право еще в ученическом периоде печататься, неизбежно внося в литературу сырой полуфабрикат, молодой писатель не имеет права забывать, что страна дает ему аванс за счет его таланта, искорки которого вспыхивают в его произведениях среди беспомощных, детских нагромождений и что этот аванс он должен вернуть. Оплатить этот счет можно лишь одним — ростом, на основе большой и упорной учебы, овладением техникой, а для этого нужна учеба, учеба и еще раз учеба. В наше изумительно счастливое время, в стране победившего пролетариата для молодежи двери в жизнь широко распахнуты.

Сколько тысяч бывших кочегаров, грузчиков, ткачих, электромонтеров, пастухов сейчас постигают вершины знаний — техники, литературы, экономики и управления государством! Но грузчик в прошлом, а ныне красный профессор, писатель, инженер или член правительства, пришел к своей последней работе не путем механического передвижения, а путем огромной работы над собой, над созданием нового человека, пролетария-ученого. Это радостный труд, это о нем т[оварищ] Сталин говорил, как о труде, ставшем делом чести, доблести, славы и геройства.

Только так мы должны подходить к своим ошибкам, не зазнаваться, написав неплохую книгу, помня, что писатель выдвинут на передовую линию огня, и наша партия требует, чтобы каждое слово его оружия било в цель, чтобы его образы зажигали сердца, а для этого надо знать свое оружие и уметь им владеть.

Я открываю первую книгу своей повести, вновь читаю знакомые строки, — и статьи Горького, этого великого мастера словесной живописи, открывают мне глаза; я вижу, где написано плохо, и ряд слов, ненужных и нарочитых, безжалостно зачеркивается, и если повести суждено снова выйти в свет, то их уже в ней не будет.

Можно ли, говоря о языке, обойти тематику наших молодежных книг? Нельзя. О ней надо говорить. Недопустимо, чтобы вышедшая в свет молодежная книга не нашла отзыва в наших комсомольских журналах. Нельзя отделываться куцей статейкой в одну страницу. Это будут одни общие фразы. Критика должна быть развернутая, полноценная.

Творческая дискуссия лишь развертывается, а мы уже имеем целый ряд ошибок и неверных установок, например, статьи т[оварища] Серафимовича.

Статьи Горького — это освежающая струя, это призыв к честному, ответственному труду. Великий мастер не очень ласков, когда говорит о людях, «оседлавших» славу. Но чем страстнее его удары, тем скорее будет сделан поворот.

Критика А. М. Горького глубоко принципиальная, она не убивает, она только возвращает к действительности тех, кто забыл меру.

Этой принципиальности нету некоторых критиков. На собрании литераторов говорилось об опасности, вставшей перед поэтами: Уткиным, Жаровым и другими. Из этого предупреждения кое-кто сделал свои неверные выводы, и уже есть попытки вычеркнуть И. Уткина из поэзии и водрузить на его «могиле» осиновый кол. Иосиф Уткин — поэт комсомола. Комсомол знает славное имя Саши Безыменского и еще немало близких имен, среди них и Уткина — автора повести «о рыжем Мотэле».

Последние годы с товарищем] Уткиным творится что-то неладное. Его тематика и мастерство, сниженные небрежной работой над словом, не дали комсомолии яркого, зовущего к борьбе поэтического произведения. Уткин, несомненно, переживает кризис, отсюда целый ряд политических ляпсусов. Было время, когда Уткин, опоясанный патронташем, неплохо шел в боевой цепи, и встречный ветер и пули пели ему свои песни. Поэт справедливо гордится этими незабываемыми днями. Он имеет на это право, но откуда к нему пришли слова, когда он говорит: все это было раньше, а теперь иное — «и невольно руку раненую бережешь»? В чем же разгадка творческих неудач поэта? Было время, когда «наш Мотэле» ходил с заплатами на брюках, а сапоги его жадно просили «кушать», но поэт был жизнерадостен, в кармашке, ближе к сердцу, лежал комсомольский билет, а кругом брызгала смехом неугомонная юность. Уткин был неразрывен с комсомолией, только эта близость рождала прекрасные строки. Поэт рос вместе с молодежью, строящей социализм, и эта молодежь подняла его на щит. Теперь же молодежь по-прежнему растет и… переросла своего поэта, остановившегося в неподвижности, даже отступившего назад к сентиментальной лирике.

Что же, Уткин для нас потерян? Все, конечно, зависит от него. Я уверен, что Иосиф, один из [поэтов] первого поколения комсомолии, изберет единственный верный путь — сблизиться с действительностью наших дней, и могущественная волна невиданного творческого энтузиазма, которым объята вся страна, вовлечет его в родную стихию, и «наш Мотэле» даст нам не одну прекрасную поэму о сегодняшних, не менее героических, чем в тысяча девятьсот девятнадцатом году, днях. Только не надо жалеть раненую руку, пусть она пишет, пусть слова будут ярки, волнующие и… грамотные. Уткин — не «новичок», ему зазорно не знать русского языка. Уткин-наш, он запутался, но хоронить его рано, ему навряд ли больше тридцати, он еще полон жизни, и мы услышим его песни, но уже не «о рыжем Мотэле».